— Италия стала одной из первых стран, которые затронула пандемия и одной из самых пострадавших. Можете ли вы рассказать, как пандемия входила в вашу практику и жизнь, выделить какие-то этапы?

— Первые два месяца были самыми травматичными, боязнь заболеть сказывалась на трудовой и семейной жизни. Некоторые члены моей семьи принимали участие в борьбе с вирусом, работая в больнице, они были рады оказаться к вечеру не больными. Для меня же было важно попытаться сохранить живые отношения с пациентами. Я не согласен, однако, с коллегами, которые слишком подчеркивали усталость аналитиков от работы только в онлайн. Я думаю о всех тех, кто остался вообще без работы. Благодаря развитию технологий мы могли продолжать поддерживать связь с нашими пациентами и разделять с ними очень интенсивные переживания. Шок длился два месяца, затем началась перестройка жизни и трудовой деятельности.

— Каково это помогать другим, когда сам находишься в травмирующей ситуации локдауна, угрозы для собственных жизни и здоровья, и жизни и здоровья своей семьи и друзей?

— Невозможно было не думать о ежедневном риске, но благодаря этим размышлениям стали возможны моменты интенсивной близости с пациентами и взаимной поддержки друг друга насчет состояния здоровья. Вынужденная реорганизация аналитической работы создала атмосферу вызова, который активизировал в большинстве пациентов, и, думаю, что и во мне самом, неожиданные ресурсы. Другое дело, и это было по-настоящему тяжело, — поддержка некоторых пациентов, работавших на переднем крае борьбы с вирусом, врачей, которые столкнулись с разрушительными выборами и которые видели, как умирает невероятное количество пациентов, и имевших столь мало ресурсов для оказания помощи.

— Как повлияла пандемия на ваших пациентов? Есть ли общие закономерности?

— Психоаналитическая перспектива всегда направлена скорее на конкретную личность. Пандемия и страдания, которые она принесла, никого не оставили не вовлеченным, но реакции были, очевидно, разными. На первых порах у некоторых пациентов существовала идея, что происходящее временно и что стоит немного подождать и психоанализ возобновится в кратчайшие сроки. Постепенно с каждым пациентом мы нашли решение, как быть дальше. В первые три месяца 100% практики проходило онлайн, постепенно многие пациенты вернулись в офис.

— Если пациент находится в ситуации травмы или ретравматизации в связи с пандемией, и аналитик находится в той же ситуации, не образуются ли «слепые пятна» в их работе? Как разделять травмированные части аналитика и пациента и нужно ли это делать?

— Основная задача всегда состоит в том, чтобы думать о травме, даже коллективной, через те смыслы, которые каждый конкретный человек привносит в связи с ней в аналитическую ситуацию в конкретный момент своей жизни и аналитической истории. Стоит уделять внимание не только тем травмирующим аспектам, которые связаны с типичными для пациента тревогами, но тем видам страдания, которые являются уникальными именно для пандемии, их вызвавшей.

— Что помогло/помогает вам справляться с собственными переживаниями по поводу происходящего? Где вы черпаете ресурс? Что служит поддержкой, на что опираетесь?

— С клинической точки зрения тот факт, что у меня уже есть многолетний опыт онлайн терапии, помог мне в трансформации терапевтических путей. И конечно, в экстремальных ситуациях доверие к аналитическому инструментарию и налаженная семейная жизнь могут стать надежной поддержкой.

— По прошествии года, есть ли у вас результаты наблюдений за пациентами? Каковы, по вашему мнению, особенности работы с пациентами в эпоху пандемии? И можно ли выявить общие закономерности?

— Пандемия дала нам всем возможность переопределить жизненные цели, пересмотреть отношения с близкими и их отсутствие. Не думаю, что был какой-то единый для всех способ реагирования. Некоторым пациентам пандемия дала шанс увеличить количество сеансов. Некоторые почувствовали облегчение благодаря изменению дистанции из-за работы перед экраном и сумели затронуть те вопросы, приближение к которым в ином случае, вероятно, потребовало бы больше времени. С другими пациентами месяцы локдауна стали своего рода скобками[1], мы пытались просто сохранить отношения в ожидании лучших времен.

— Я читала в вашей статье «Паранойя», что среди коллег вы являетесь признанным специалистом по работе с параноидными пациентами, столкнулись ли вы с отличиями в реакциях таких пациентов и пациентов с другими типами патологии?

— Мой интерес связан не только с клинически параноидальными пациентами, но и с параноидными ситуациями аналитического поля, которые могут возникнуть в любом анализе. Пандемия крайне сильно активизировала преследующие объекты благодаря наличию внешнего врага, сначала вируса, после (для некоторых) вакцины, которые стали проводниками (персонажами) на сессиях для персекуторных аспектов психики, которые на самом деле связаны с прохождением аналитического пути. Задача состояла в том, чтобы, принимая во внимание внешнюю ситуацию, в рамках которой мы все действительно были преследуемы вирусом, расширить обсуждение на другие темы: нестабильность существования, качество человеческих отношений, восприятие опасности от контакта друг с другом.

— Думали ли вы над психоаналитическими смыслами и интерпретациями всего происходящего (пандемии и вызванных ею реакций)? Что может лежать в основе реакций правительств и отдельных людей, с которыми мы столкнулись за последний год?

— То, что меня поразило больше всего, так это неподготовленность к происходящему правительства, медлительность в реагировании, неспособность преодолеть политические разногласия в борьбе с общим врагом, недостаток солидарности, выбор в пользу экономических аспектов, а не жизни людей. На мой взгляд, пандемия стала вызовом, с которым человечество сначала не справилось. И только сейчас, благодаря великим способностям человеческого разума, ответившего на вызов созданием вакцины, и жертвоприношению всех работников здравоохранения мы смогли немного отыграться.

— В 1918–1920 гг произошла эпидемия испанского гриппа, которая по разным подсчётам унесла жизни от 50 до 100 млн человек. Не знаю, как в итальянских школах, но в российских курсах истории практически не упоминается этот факт. Мы подробно говорим о чуме в Европе в 14 веке, но факт эпидемии 1918–1920 как будто вытеснен из сознания. И я обратила внимание, что вспышки свиного и птичьего гриппа ненадолго становились сенсациями, но не приводили к серьезным трансформациям в области здравоохранения и экономики. Человечество как будто «забывает» каждый раз о «невидимых угрозах». Я видела много раз в интернете информацию о том, что правительства разрабатывает протоколы и рекомендации по поведению даже в случае зомби-апокалипсиса (конечно же, остается вопрос об их эффективности), но информации о разработке подобных рекомендаций в случае пандемии — нет. Вам не кажется это странным?

— Я тоже был шокирован тотальным игнорированием частью людей (и чиновников) событий, произошедших столь недавно. Я думаю, что наше общество заплатило за бред всемогущества и что преобладание потребительской экономической логики привело к тому, что мы забыли, что мы не хозяева земли и что мы слишком плохо относимся к планете, которая дает нам приют.

— Какой опыт мы можем вынести из этой пандемии? Вынести в смысле «приобрести» и в смысле «выдерживать».

— Осознание того, что те, кто прошел через пандемию лучше всего, сделали это благодаря активно действующей сети человеческих отношений, что выбор жизненных целей важен, что признание в социальной группе помогает преодолеть неизбежные жизненные невзгоды, даже когда дело доходит до борьбы с «психическими» вирусами.

— Каким вам видится ближайшее будущее Италии, итальянского психоаналитического сообщества, мира? Мы опять обо всем позабудем или, может быть, в этот раз сможем научиться на опыте переживаний?

— Что касается Италии, я думаю, что система здравоохранения, которая, несмотря на то, что ею пренебрегают и плохо финансируют, ответила на угрозу оптимально. К сожалению, у меня нет большой надежды на то, что это будет запомнено.

Я надеюсь, что психоаналитическое сообщество Италии воспользуется пандемией для осознания необходимости идти в ногу с социальными изменениями. Я думаю, например, о важности более тщательного рассмотрения онлайн терапии и использования интернета для занятий, семинаров и супервизий.

Мы должны переопределить цели нашей жизни, как на индивидуальном, так и на социальном уровне, но я боюсь, что к тому времени, когда мы преодолеем чрезвычайную ситуацию, будет потеряно чувство драматичности этой пандемии и многое опять будет позабыто.

Беседовала и перевела с итальянского Стулова Юлия Евгеньевна