Екатеринбург давно стал «колыбелью психоаналитического единения» в зимнее время. Здесь встречаются такие схожие по профессии и своей идентичности, и такие разные люди. Здесь можно вдохновиться новыми докладами и идеями именитых и начинающих аналитиков, и это прекрасно. Здесь не страшно и не зазорно выражать себя и своё видение: поймут, оценят, не осудят – все когда-то начинали...

В этом году меня глубоко затронул доклад Владимира Николаевича Шлыкова «Внутриутробное развитие и постнатальные уровни психической организации». Конечно же, важность внутриутробного развития для психики неоспорима, но в этом докладе Владимир Николаевич показал такое глубокое осмысление темы, что половина аудитории наглядно продемонстрировала: тема сложная и затрагивает каждого. Кто-то засыпал, кто-то просто отвлекался. Было легко и сложно одновременно уследить за докладчиком, последовать за ним в глубины бессознательного, такого знакомого и такого неизвестного.

Я сразу вспомнила и живо представила свою клиентку, у которой все в жизни было очень сложно, с надрывом. В детстве ее избивали и мать, и бабушка, и отчим. Мне вспомнился еще один факт: отец избивал ее мать, когда та была беременна моей клиенткой. В каком триместре это происходило? Это имеет значение для того, чтобы понять, какие реакции бессознательно возникают у этой молодой женщины сейчас в отношениях с людьми, которые имеют на неё какое-то влияние. Ее отца посадили в тюрьму, и нашла она его только через 18 лет, когда приехала в город поступать в институт.

На второй день конференции попала я к Татьяне Юрьевне Гунар, которая рассказывала про отсутствующего отца, физически и/или эмоционально, и его влиянии на своих детей: «Безотцовщина – шансы на социализацию? И как болезнь может заменить отца?». Я слушаю доклад, и опять в голове возникает моя клиентка. Дети испытывают огромную агрессию к отсутствующим отцам, но не осознают ее, и перенаправляют на мать, а ещё, очень сильно идеализируют того отца, которого не было. И, действительно, агрессия моей клиентки на отсутствующего отца превращается в его идеализацию. Когда моя клиентка нашла отца, она как будто обрела семью заново. У него к тому времени была уже третья жена, двое ее дочерей, он ходил в церковь, и моя клиентка пошла вслед за ним. Пришла к Богу, вроде все было хорошо, и она даже ощущала полноту некоторое время, но всё рушилось. Перед приходом к аналитику в течение полугода ей было невозможно просто жить. Утром уже хотелось заснуть, чтобы быстрее прошёл день. А вечером она не могла ничего делать, только плакала и плакала.

Она вышла замуж за прекрасного мужчину, обвенчалась с ним в церкви, забеременела, но случилась замершая беременность. Потом, уже в терапии, она поняла, что ужасно злится. Что приступы ее агрессии невозможно выносить никому из ее родных и друзей, а принцип смирения, о котором твердили батюшки в церкви, давил на неё так, что она чувствовала себя полностью раздавленной.

Первый год анализа прошёл в абсолютной идеализации аналитика, который точно знает и понимает, что с ней происходит. Постепенно проговаривая все, что она чувствует, клиентка поняла, что никто, кроме неё, не знает ее лучше, чем она сама. И потихоньку мы стали замечать, что агрессия к аналитику проявляется, хотя бы в сновидениях.

В одном сновидении какая-то ее коллега топила аналитика. В другом, аналитик что-то говорила так, что клиентка не понимала ни слова, и смогла топнуть ногой и сказать: я ничего не понимаю! Так выразила свою злость. Обсуждая сновидения, мы понимали, как сложно ей выразить что-то плохое даже в терапии, в этом вроде бы безопасном пространстве, где ее поддерживают. А потом она забеременела. И это стало новым периодом в нашей работе.

С одной стороны, все то, о чем говорил Владимир Николаевич Шлыков, касается ребёнка, который развивается внутри неё. Но с другой стороны, все, что всколыхнулось в ней во время беременности, та агрессия, те негативные эмоции, которые были подавлены многие годы, относятся к ней лично. Не к ребенку. И возникает страх, что ее агрессия отразится на ребенке, он все это чувствует и может пострадать. В прошлую, замершую беременность, клиентка тоже замечала приступы страшной агрессии, и тогда ребёнок не дожил и до 9 недель. В этот раз мы пережили 9 недель, проговаривая злость и ненависть на мужа в кабинете.

После доклада Ошурковой Натальи Моисеевны «Разрешение переносов» я задалась вопросом: как я могу помочь клиентке? Она повреждена, ей надо проработать свою ярость, но она беременна. То есть, сейчас она и влияет на своего ребёнка своей «поврежденностью», и прорабатывает свои негативные эмоции одновременно. Наталья Моисеевна рассказывала про разные виды переноса и формирование психики во время беременности. И про то, как прорабатывать очень сложные вещи вместе с клиентом, а подчас и вместо клиента, размещая его переживания (перенос) внутри своего психического пространства. Но нужно понимать какие функции формируются в каком триместре.

Три дня докладов и мастер-классов уложились в моей голове таким образом, что моя клиентка получила в моем понимании так называемую «супервизорскую поддержу». Потому что пришло понимание: помогая ей проработать и восполнить ее дефициты, мы, таким образом, поможем и более гармоничному (насколько это возможно) внутриутробному развитию ее ребёнка. Насколько полезной явилась Зимняя Школа для моего понимания клиентки! Новые идеи повлияют на терапию. Как, впрочем, и всегда.

По прошествии трех рабочих дней конференции у меня сложилось стойкое ощущение: какими бы ни были техники работы и теории изучения психики человека, цель у нас одна — помочь нашим клиентам чувствовать себя гармоничной личностью, которая может справляться с выпадающими на ее долю трудностями и с собственными реакциями.