В статье рассматриваются три уровня «атаки» на родительскую пару: интрапсихический (в психике отдельного человека), микросоциальный (семейный), макросоциальный. Приводится современное психоаналитическое понимание инцеста и его основные характеристики. Рассмотрены психические функции табу на инцест. Приводится клинический пример процесса атаки на родительскую пару. Обсуждается идея всемогущества и ее представленность в разных сферах современной общественной жизни. Показаны взаимосвязь и взаимовлияние социальных изменений, трансформации интрапсихических структур, патоморфоз психопатологии с точки зрения клинического психоанализа.

Рассмотрим феномен атаки на родительскую пару как процесс, происходящий на трёх уровнях: социальном, семейном и интрапсихическом. Выделение уровней позволяет наблюдать и описывать этот процесс с различных точек зрения.

Начнем с макросоциального уровня – процессов и изменений, происходящих в современном обществе.

Практически в любой сфере жизни современного социума представлена и ярко звучит идея всемогущества, омнипотенции. Технический и научный прогресс сегодня делает невозможное возможным: мы имеем то, о чем наши предки могли только мечтать. Мы летаем на «коврах-самолетах», у нас есть «сапоги-скороходы» мощностью в сотни лошадиных сил, нам доступна «скатерть-самобранка» (доставка еды на дом) и «волшебная» кредитная карта, с помощью которой можно «наколдовать» почти все, что нам угодно. Это здорово и очень облегчает жизнь, но все эти замечательные достижения очень плавно и незаметно встраиваются в наше внутреннее пространство. Мы привыкаем повелевать вещами, пространством и временем, забывая об ограниченности наших возможностей, и попадаем в соблазнительную иллюзию всемогущества. Происходит стирание границ – временных, пространственных, границ между нами и нашими вещами. Вещи становятся нашим нарциссическим расширением, и мы без машины, как без рук. Лучше всего символизирует всемогущество мобильный телефон, который магическим образом отменяет пространство и время. С его помощью можно решать огромный спектр психических задач (оральных, анальных и фаллических), удовлетворять разные потребности прямо здесь и сейчас. Мобильник каждый день посылает нам послание – границ не существует. Но, как и в волшебных сказках, есть цена, которую нужно заплатить за владение этим волшебным предметом. Она огромна: мы перестаем думать, и делаем гораздо быстрее, чем успеваем осмыслить – что мы делаем и зачем. Пространства и времени для осмысления становится все меньше и меньше. Таким образом, мы из Человека Разумного Homo Sapiens очень незаметно становимся Человеком Всемогущим Homo Omnipotent. Парадоксальным образом всемогущество прогресса воспринимается нами не как чудо, а как нечто само собой разумеющееся, а естественные ограничения, наоборот, становятся чем-то невероятным и сверхъестественным. И когда мы вдруг наталкиваемся на какую-то границу, лимит, мы испытываем невероятную фрустрацию – «закончились деньги на телефоне», «выключился интернет».

Практически в любой сфере жизни современного социума представлена и ярко звучит идея всемогущества, омнипотенции.

Современная медицина – еще одна область, где ярко звучат идеи всемогущества и бессмертия. Болезнь и старение воспринимаются не как естественная часть жизни, а как то, чего быть не должно. Здоровье сегодня воспринимается как право или даже требование никогда не болеть и никогда не умирать. В глянцевых журналах можно прочитать статьи о том, что современная женщина может отменить менструацию с помощью гормональных препаратов. Сегодня можно по ОМС поменять тазобедренный сустав на титановый, поставить кардиостимулятор и регулировать биение сердца и т.д. Мы изобретаем технологии ЭКО и тем самым берем на себя функции Создателя. Создается иллюзия вечной прекрасной жизни, не омраченной менструацией, болезнями, старением и возможностью смерти. Я не хочу сказать, что не нужно лечить болезни, бороться за жизнь, что нужно запретить реанимацию и т.д. Я хочу сказать, что современные медицинские достижения, при их безусловной важности, вмешиваются в такие тонкие вопросы жизни и смерти, что создают иллюзию, что этими процессами можно управлять. Темп прогресса в области медицины намного опережает нашу способность осмыслять значение и психологические последствия сделанных открытий, которые реально меняют нашу жизнь.

Мы привыкаем повелевать вещами, пространством и временем, забывая об ограниченности наших возможностей, и попадаем в соблазнительную иллюзию всемогущества.

Общество потребления – это общество дефицита, а не конфликта. Это мир, где расщепление и отрицание являются нормой. Мы смотрим телевизор, и видим рекламу – «будущее зависит от тебя», «управляй мечтой». И следом за этим рекламным роликом мы видим новостной сюжет о катастрофе или теракте, который несет прямо противоположное послание – никаким будущим мы вообще нисколько не управляем. Может ли психический аппарат воспринять два прямо противоположных послания, не опираясь на расщепление? Расщепление, как основной механизм защиты в современном мире, становится просто необходимым, на мой взгляд.

Лучше всего символизирует всемогущество мобильный телефон, который магическим образом отменяет пространство и время. С его помощью можно решать огромный спектр психических задач.

Ментальность всемогущества и отсутствия границ не позволяет нам построить идентичность, разобраться, что мое, что не мое. В результате, нарциссические механизмы каждого человека испытывают постоянную стимуляцию и давление со стороны общества, что у многих людей ведет к нарушению адекватного нарциссического баланса и запускает нарциссическую регрессию. При определенной предрасположенности и слабости механизмов нарциссической регуляции у конкретного человека это может привести к декомпенсации и усугублению имеющейся нарциссической патологии.

Еще одна особенность современного общества – атака на коммуникацию. В прямом смысле слова – атака на живую коммуникацию, мы все меньше общаемся друг с другом непосредственно, лично. В более широком смысле – как атака на ментализацию, осмысление и символизацию опыта и полученной информации. Любовь не передается через гаджеты и смайлы, для этого нужны живые люди. Вместо осмысления все чаще мы наблюдаем отреагирование в действие, пространство между стимулом и реакцией становится все меньше. Как пример – рекламный лозунг: «Не думай, купи».

Мы из Человека Разумного Homo Sapiens очень незаметно становимся Человеком Всемогущим Homo Omnipotent.

Мы можем наблюдать в современном обществе запрет на горевание и траур. Заметно изменилось отношение людей к смерти и, на мой взгляд, это также выглядит как расщепление. С одной стороны, есть смерть, которую мы постоянно видим на экране телевизора – в фильмах и новостях – и на которую мы учимся не реагировать, это «невзаправдошная» смерть. И она вовсе не страшная. С другой стороны, есть реальная смерть, которая отрицается до самого последнего момента. Процесс умирания происходит в изоляции, за закрытыми дверьми, и нам практически негде приобрести опыт восприятия смерти как естественного процесса. Мы не носим траур, у нас не принято говорить о том, что мы горюем о близких, сразу после похорон мы выходим на работу – т.е. мы видим отказ от ритуала траура, горюющий человек не принимается социумом. Как и где психике делать работу горя? Разве только в кабинете у психоаналитика…

Вы спросите – какое это имеет отношение к атаке на родительскую пару? Самое прямое. Мир всемогущества, с опорой на примитивные защитные механизмы, где отношения с объектами строятся по нарциссическому типу, где вместо символизации – символическое уравнивание, где проективная идентификация постоянно используется для эвакуации непереваренных бета-элементов, а горевание невозможно – это мир параноидно-шизоидной позиции. И это мир, в котором родительская пара атакована и разрушена. В нем нет структурирующей, объединяющей и символизирующей функции пениса. Д. Брикстед-Брин в статье «Фаллос, пенис и психическое пространство» говорит о концепции «пенис-как-связь», которая репрезентирует психическую функцию связывания и структурирования. Пенис-как-связь – причастен к тройственному миру самости, находящейся в отношении с родителями как с разными, но связанными друг с другом существами. Здесь содержится знание о различии, и в то же время – признание незавершенности и потребности в объекте (пенису нужна вагина, вагине нужен пенис). В этом смысле «пенис-как-связь» – это инструмент Эроса, тогда как фаллос – инструмент Танатоса, поскольку он нацелен на разрушение этой связи. Фаллический мир бинарен, он различает лишь присутствие и отсутствие, в то время как структурирующая и связывающая функция пениса представляет собой более сложный мир. Это трехсторонний мир, где мать связана с отцом, но она от него отличается, где маскулинное и феминное охватываются, а не взаимно исключают друг друга. Это мир психической бисексуальности и мир, где есть место для родительской пары. Фаллос указывает на досимволический режим мышления, когда, например, женщина считает свое тело фаллосом (символическое уравнивание). В то время как пенис-как-связь принадлежит области истинной символизации и интернализуется как функция. Эта структурирующая функция создает необходимое пространство, где можно быть отдельным, и можно иметь связь (иначе мы имеем дилемму – поглощение/ покинутость). Нехватка интернализации пениса-как-связи и его структурирующей функции приводит к компульсивному поиску фаллоса в ошибочном убеждении, что он обеспечит внутреннюю структуру. Отсутствие этой структурирующей функции особенно очевидно у пациентов с пограничной патологией и перверсиями, где часто предпринимаются компульсивные попытки выстроить психическую организацию в фаллическом ключе [2, с. 375]. Признание ребенком взаимоотношений родителей объединяет его психический мир и создает триангулярное пространство. Интернализация пениса-как-связи поддерживает внутреннюю триадную структуру и её символическую функцию. Папе нужна мама, а маме нужен папа. Я – ребенок, и я наблюдаю их отношения. Я нахожусь в позиции третьего. Я могу грустить и горевать о своей исключенности, и это означает, что мне доступна депрессивная позиция. Но если чувства слишком сильны и депрессивная позиция невыносима, то я буду постоянно атаковать родительскую пару, превращать триаду в диаду, и выход из параноидно-шизоидной позиции весьма затруднен. Психика такого человека содержит внутренний объект, противостоящий всем связям и их разрушающий, о чем писал Бион в работе «Нападения на связь»: «Эти нападения на связующую функцию эмоции приводят к выходу на передний план в психотической части личности связей, которые кажутся логическими, почти математическими, но напрочь лишены эмоционального обоснования. В результате уцелевшими оказываются перверсивные, жестокие и бесплодные связи» [1, с. 166].

Темп прогресса в области медицины намного опережает нашу способность осмыслять значение и психологические последствия сделанных открытий, которые реально меняют нашу жизнь.

Таким образом, можно сделать вывод, что современное общество является токсичным: мы все испытываем постоянное давление – атаку на нашу внутреннюю родительскую пару, на нашу способность мыслить, символизировать, объединять и иметь внутреннее триангулярное пространство. Но мы – взрослые, наша психика сформирована и хочется надеяться, что все эти замечательные опции установлены и имеются в нашей базовой комплектации, либо приобретаются в процессе личного анализа. А дети? Большой социум сегодня не предоставляет детям возможность интроецировать, усвоить объединяющую функцию «пенис-как-связь».

Обратимся к уровню микросоциума, подумаем о том, какие возможности предоставляет ребенку семья? Современная семья эволюционирует от традиционной патриархальной семьи к нуклеарной семье, которую характеризует малочисленность, малодетность, нестабильность и отсутствие четкого гендерного разделения ролей. Каждый член нуклеарной семьи становится фактически незаменимым, т.к. его замена равноценна уничтожению семьи. В результате существенно повышается степень зависимости членов семьи друг от друга и степень взаимного нарциссического использования. Отсутствие четкого полового разграничения ролей в современной семье, с одной стороны, позволяет ей выжить, с другой стороны, приводит к стиранию полоролевых различий. В результате ребенку, растущему в нуклеарной семье, все труднее сформировать четкую полоролевую идентичность. В связи с этим в своих психотерапевтических кабинетах мы можем наблюдать тенденцию (и в обществе в целом) возрастания числа людей с нарушениями полоролевой идентичности.

Расщепление, как основной механизм защиты в современном мире, становится просто необходимым.

Зачастую современные семьи состоят из матери, ребенка и отца, который все время на работе. Ребенку (до выхода в большой социум – в школу) приходится идентифицироваться только с матерью, так как больше не с кем. Объектный мир ребенка не обогащен игрой идентификаций, крайне ограничен и зачастую дефицитарен, так как нет третьего объекта (отца), на который ребенок смог бы опереться, чтобы отделиться от матери. В результате ребенку в современной семье гораздо сложнее сформировать триадные объектные отношения, и мы все чаще встречаем в своих кабинетах пациентов с диадными объектными отношениями, с большей степенью зависимости, с пограничной и психотической организацией психики.

Нарциссические механизмы каждого человека испытывают постоянную стимуляцию и давление со стороны общества, что у многих людей ведет к нарушению адекватного нарциссического баланса и запускает нарциссическую регрессию.

Дефицит отцовской фигуры в современной семье потенциально влечет за собой риск формирования инцестуозных отношений матери с ребенком. Тогда имеет место ситуация «инцестуозной мешанины», спутанности границ, что неизбежно приводит к развитию у ребенка психопатологии. В современном психоанализе под инцестом понимают уже не собственно сексуальные отношения между родственниками (как таковых их может не быть, но при этом психологическая атмосфера семьи будет насквозь инцестуозной). Основной признак инцеста – это исключение позиции третьего, что неизбежно вызывает сведение тройственности к двойственности, т.е. отношения, в которых должно быть трое, сокращаются до отношений двоих. Проблема возникает только в семье, т.е. там, где есть родство: дуальные отношения вполне правомочны и естественны между влюбленными, друзьями. Но любая связь, возникшая в лоне семьи, т.е. между различными поколениями, должна проявиться в форме троицы: по типу отец – мать – ребенок, чтобы избежать провокации инцестуозной ситуации со всеми ее ужасными последствиями – невыносимым соперничеством и невозможностью самоидентификации [4]. Пара «муж – жена» крайне важна для развития ребенка как отдельного субъекта. Если мать поддерживает и развивает отношения с мужем, которые ее удовлетворяют – табу на инцест у ребенка будет постепенно сформировано «само собой».

Особенность современного общества – атака на коммуникацию.

Психические функции табу на инцест:

1) табу на инцест как торжествование принципа реальности;

2) табу на инцест как условие для формирования границ между поколениями, полами, ролями и между людьми;

3) табу на инцест как разграничение фантазии и реальности;

4) табу на инцест как условие формирования ощущения себя как отдельного человека.

Если же у матери нет удовлетворяющих отношений с отцом ребенка или они чрезмерно конфликтны, то мать рискует бессознательно использовать ребенка как сексуальный и нарциссический объект для самой себя. Он становится «ребенком ночи» (Брауншвейг, Фэн). Чтобы ребенок развивался, мать должна следовать за его потребностями, а не ребёнок должен удовлетворять ее сексуальные и нарциссические потребности. Для этого она должна любить и быть любима отцом ребенка. Присутствие Третьего как раз дает возможность ей быть матерью для своего ребенка, а не кем-то иным – любовницей, соблазняющим или использующим объектом. Такая мать инвестирует малыша как «ребенка дня». Фэн рассматривает чередование ритма дня и ночи как ритм присутствия и отсутствия матери для ребенка. Днем – с ним, ночью – с отцом ребенка. Повторение этого ритма приводит к образованию эдиповой структуры. «Цензура любовницы» – дезинвестирование матерью своего ребенка – она укладывает его спать и снова становится сексуальной женщиной для своего мужа, тем самым поддерживая развитие у ребенка воображаемой реконструкции родительской эротической пары (фантазм первосцены должен оставаться фантазмом, т.е. действия происходят в отсутствие субъекта). «Цензура любовницы» позволяет открыть аутоэротизм и фантазматическую жизнь. Для матери, инвестирующей либидо в «ребенка ночи», сын или дочь становятся бессознательной заменой мужчины-отца как объекта сексуального желания, мать относится к ребенку как к сексуальному дополнению или как к нарциссическому продолжению собственного Я. При этом отношения муж-жена занимают второе место для женщины после отношений мать-ребенок. Это становится возможным при слишком уступчивом или отсутствующем отце, собственные конфликты которого провоцируют развитие подобной инцестуозной ситуации и подталкивают его к самоисключению из потенциально трехсторонних отношений. Взрослеющий «ребенок ночи» рискует сохранить неосознанное убеждение, что он, действительно, сексуальное или нарциссическое продолжение матери, и, в конечном счете, не существует как отдельный человек [3]. Таким образом, в современной нуклеарной семье очень высок риск исключения третьего, формирование инцестуозных отношений и как следствие – тяжелой психопатологии у ребенка. К сожалению, родительской паре в современной семье очень сложно оставаться стабильной.

Вместо осмысления все чаще мы наблюдаем отреагирование в действие, пространство между стимулом и реакцией становится все меньше.

Если мы посмотрим на феномен атаки на родительскую пару с интрапсихического локуса, то мы увидим, что любой ребенок будет неизбежно атаковать родительскую пару и пытаться ее разрушить. Очень важно, чтобы пара выжила, причем в двух измерениях: как пара мужчина-женщина, и как родительская пара в отношении ребенка.

Мы можем наблюдать в современном обществе запрет на горевание и траур.

Приведу клинический пример:

Пациент – мужчина, старший из нескольких сиблингов, вырос как дядя Федор из Простоквашино – «сам по себе мальчик, свой собственный». Родители были озабочены друг другом, а также тем, чтобы прокормить свою семью, делами своих детей не особенно интересовались. Мальчику было обидно, что его не ругают за двойки, как его школьных друзей, не записывают в музыкальную школу, несмотря на его просьбы и незаурядные музыкальные способности. В 10 лет он решил начать свой первый бизнес, родители выступили в роли инвесторов. Бизнес оказался очень успешным и мальчик в течение нескольких лет в буквальном смысле кормил всю семью. Этот опыт убедил его в том, что он намного умнее своих родителей, по его словам, «в 10 лет я их уже перерос», и не он нуждается в них, а они в нем. Когда он вырос, то стал бизнесменом, и его жизненная история – это история успеха. Он инициировал развод своих родителей, потому что, по его словам, «так, как они, жить нельзя». В терапию его привело следующее – он был страстно влюблен в женщину, у которой был другой мужчина. Признать этот факт ему было совершенно невыносимо; два года он прожил в убеждении, что сошел с ума и у него бред ревности. «Доктор, – говорил он, – у меня паранойя и галлюцинации. Я вижу то, чего на самом деле нет». Однако его проблема заключалась в обратном – он не видел того, что было очевидным. Будучи ребенком, он «уничтожил» родителей и как значимые для себя объекты, и как пару со своей историей любви, а позже в прямом смысле разрушил их брак. Реальность много лет подтверждала его грандиозные фантазии. Затем произошло обрушение. Терапевтическая задача – это реконструкция родительской пары и реанимация внутреннего ребенка, с постепенным отказом от всемогущества и принятием реальности.

Итак, мы рассмотрели феномен атаки на родительскую пару на макросоциальном уровне, на уровне семейной системы и на уровне интрапсихических процессов.

Мы все испытываем постоянное давление – атаку на нашу внутреннюю родительскую пару, на нашу способность мыслить, символизировать, объединять и иметь внутреннее триангулярное пространство.

Выводы:

1. В определенном возрасте ребенок будет атаковать родительскую пару и пытаться ее разрушить, одновременно нуждаясь в том, чтобы эта пара пережила атаку и сохранилась. Изменения в современном обществе и трансформация института семьи потенцируют нестабильность родительской пары, т.к. она атакуется со всех сторон одновременно – и изнутри, и снаружи.

2. Люди с разрушенной родительской парой в своей голове и с преобладанием параноидно-шизоидной позиции формируют общество потребления, а общество потребления, в свою очередь, формирует таких людей. Таким образом, замыкается порочный круг.

3. С позиции структурной теории наблюдается трансформация психической структуры: исчезновение зрелого Эго-идеала, сложности формирования идентичности, опора на примитивные защиты, пограничный и психотический уровень функционирования; это мы сейчас наблюдаем у большего количества наших пациентов. Возможно, такая трансформация психической структуры не является случайной, это - закономерное следствие приспособления к окружающей реальности.

4. Увеличение числа людей с тяжелой личностной патологией в обществе неизбежно приводит к увеличению числа людей, обращающихся за психотерапевтической помощью. В кабинете у психоаналитика можно восстановить разрушенную родительскую пару и оплакать случившуюся когда-то катастрофу.

5. Важна психогигиена и психопрофилактика. Я считаю, что мы, как специалисты, можем вносить свой вклад в осмысление происходящих в обществе процессов. Это то, о чем нужно разговаривать с людьми.

Литература:

Бион У.Р. Нападения на связь // Идеи У. Р. Биона в современной психоаналитической практике. Сборник научных трудов. Материалы Международной психоаналитической конференции. 13-14 декабря 2008 г. Москва / Под ред. А.В. Литвинова, А.Н. Харитонова. – М.: Издательский проект «Русское психоаналитическое общество», 2008. – С. 149-168.
Брикстед-Брин Д. Фаллос, пенис и психическое пространство // Психоаналитические концепции психосексуальности / Под ред. А.В. Литвинова, А.Н. Харитонова. – М.: Издательский проект «Русское психоаналитическое общество», 2010. – 528 с.
Жибо А., Россохин А.В. Психоанализ во Франции, или как научиться жить с неопределенностью // Французская психоаналитическая школа. – СПб: Питер, 2005. Стр. 13-42.
Эльячефф, К., Эйниш, Н. Дочки-матери. Третий лишний? / Эльячефф Каролин, Эйниш Натали. – М.: «Институт общегуманитарных исследований», 2011. – 448 с.